Александр Листовский - Конармия [Часть первая]
Бойцы увидели знакомое лицо с бородкой клинышком и нависшими усами. За стеклами очков в приветливой улыбке светились глаза.
— Товарищи красноармейцы! — заговорил Михаил Иванович своим негромким, глуховатым голосом. — Передаю вам привет от нашего вождя и учителя товарища Ленина и от всех трудящихся Советской России.
Новый взрыв голосов потряс воздух. Задние надвинулись и рванулись вперед. Кузьмича закружило и отбросило к самым тачанкам. Его толкали со всех сторон, и ему стоило большого труда удержаться и не упасть под ноги лошадям. Сейчас каждый заботился только о себе. Хватаясь за чужие спины и руки, задние упорно пробивались вперед.
— Что, что он говорит? — спрашивали вокруг голоса. — Тише, ребята! Дайте послушать!
— Говорит: большая надежда на нас, на Конную армию, — весело сказал боец в папахе. — Ну и…
Дальнейшего Кузьмич не услышал.
Громкий крик прорвал вдруг наступившую тишину:
— Ероплан!..
Из курчавых облаков хищно скользил вниз самолет.
— Бросил! Бросил! — пронесся чей-то вопль. Толпа заволновалась и кинулась в стороны. Ахнул оглушительный взрыв.
Кузьмич, пыхтя, полез под тачанку. Там уже кто-то сидел. Приглядевшись, он узнал Сидоркина.
— Бьет, гад! — сказал Сидоркин, не глядя на него. Высоко в небе слышалось частое щелканье выстрелов.
С самолета открыли пулеметный огонь. В стороне рвали воздух короткие залпы. Кузьмич выглянул из-под колеса. Калинин спокойно стоял на тачанке и, прищурившись, посматривал вокруг. Возле него тесно сгрудились бойцы.
Устыдившись минутной слабости и боясь потерять взятый раз навсегда самоуверенный вид, лекпом полез спиной из-под тачанки.
— Федор Кузьмич, что это вы задом ходите? — произнес над ним насмешливый голос.
Лекпом оглянулся и увидел Климова.
— Трубку обронил, никак не найду, — сказал он, выпрямляясь.
— Так она ж у вас в руке, — показал трубач. Кузьмич сплюнул с досады:
— Тьфу! Черт ее забодай! А я-то ищу… Ну ладно, молчок, Василий Прокопыч.
— Могила, Федор Кузьмич…
Самолет, описав круг над полем, стал набирать высоту и, провожаемый ружейными залпами, вскоре исчез в облаках.
— Нет, ты только погляди, Роговец, какой боевой Михаил Иванович-то, а? — говорил пожилой боец товарищу с седыми усами. — Ведь на что я бывалый, а и то у меня волосы на голове дыбом встали. Мне еще не приходилось с этими, с еропланами-то. А он хоть бы что! Стоит себе — и ладно. Я как увидал, так у меня все в смятенье чувств пришло. Приехал к нам такой человек, а я, вместо того чтоб его уберечь, в кусты кинулся. И ведь как приехал — знамена привез. А это понимать надо: боевое знамя — святыня. Ай, нехорошо!.. Ну скажи, как совестно стало, выразить не могу. Вот, брат, какие они, наши вожди.
— А ему под пулями не впервой, — сказал тот, кого называли Роговцом. — Ребята сказывали, что он в революцию в Питере бригадой командовал.
— Ну? Кто говорил?
— Не то Мингалев, не то Бобкин. Не помню.
Слушая их разговор, Кузьмич и Климов протискивались за ними вперед. Они выбрались почти к самой тачанке как раз в ту минуту, когда Калинин вручал полкам боевые знамена. В поле разносились звуки «Интернационала».
— Ишь ты! И тридцать шестому дали! — произнес с явной завистью Климов. — А чем наш полк хуже?
— Ребята, чего вы толкаетесь? — сердито сказал стоявший рядом высокий боец.
— А что? Надо и нам, факт, посмотреть, — возразил Кузьмич, приподнимаясь на носки и крепко беря Климова за руку. Но небольшой рост того и другого не давал им возможности видеть, что происходит впереди. Они могли только слышать, что говорят.
— Глядите, и шестьдесят первому знамя дают, — сказал высокий боец.
Сделав отчаянное усилие, Климов вылез вперед. Чувство восторга и радостного сознания высокой награды за себя, за товарищей, за весь полк охватило его. Он смотрел не мигая на Поткина, который с взволнованным, красным, счастливым лицом стоял у тачанки и, приложив руку к фуражке, слушал Калинина.
— Товарищи, Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет награждает шестьдесят первый конный полк Красным знаменем, — говорил Калинин, держа древко знамени обеими руками. — Награждает за труды и доблесть, проявленные на Донском, Кавказском и Кубанском фронтах, за те жертвы, за ту беззаветную преданность, которые этот полк проявил. Я думаю, товарищи, что я смогу передать ВЦИКу, что как бы враг ни был силен и организован, он никогда не сможет захватить это знамя как трофей. Ваши знамена, побывавшие под пулями, с гордостью будут возвращены в музеи и поставлены там, где они будут видны всему миру…
Гремел оркестр. По всему полю перекатывались громкие крики «ура».
Вручив боевые знамена, Калинин стал спускаться с тачанки. Десятки рук потянулись к нему и, подхватив, бережно поставили на землю. Бойцы тесно обступили Михаила Ивановича.
— Тише, товарищи! Осторожно! — улыбаясь, говорил Ворошилов.
— Да мы осторожно. Нам бы только вопросик задать… Михаил Иванович, скажите, какое у нас в тылу положение? Верно говорят, голод-то ликвидировали, а по продразверстке облегчение будет? — спрашивали красноармейцы.
Калинин, сняв очки и протирая их платком, прищуренными глазами добродушно смотрел на бойцов. Выждав, пока наступила относительная тишина, он начал обстоятельно отвечать на вопросы.
Бойцы внимательно слушали, переглядывались и в знак одобрения покачивали головами.
— Михаил Иванович, а верно говорят, поляки не хотят с нами воевать? — спросил высокий красноармеец в папахе.
— Смотря какие поляки, товарищ, — сказал Калинин, внимательно посмотрев на него. — У нас есть сведения о выступлениях польских рабочих против войны с Советской Россией, но… — он поднял вверх указательный палец, — но ни в коем случае нельзя надеяться на легкость этой войны. Нам придется встретиться со стойким и упорным противником.
— Ничего, Михаил Иванович, Деникина разбили и панов достигнем, — уверенно произнес боец в буденовке.
— Товарищ Ленин очень надеется на Конную армию, — заметил Калинин.
— Надеется? Да уж что и говорить, одно слово — Конная армия! — весело заговорили бойцы. — Вы, Михаил Иванович, так и передайте товарищу Ленину, что мы, мол, не подкачаем, а вдарим так, что паны и сами забудут и другим закажут дорогу до нашей стороны.
— Факт!
— Ясно!
— Зря говорить не будем!
— Ребята! А ну качнем Михаила Ивановича!..
2
В большой, хорошо обставленной комнате с приспущенными шторами на окнах находились два человека. Один из них, пожилой, в генеральских погонах, сидел за столом, устало откинувшись на спинку кресла и положив худые руки на папку с бумагами. Тонкий солнечный луч, пробиваясь в окно, лежал на его бледном лице и, сбегая вниз, искрился на толстых жгутах пропущенного из-под погона аксельбанта. Другой, моложавый полковник, тихо позванивая шпорами, ходил по мягкому ковру. Из соседней комнаты доносилось прерывистое пощелкивание телеграфного аппарата.
— Она приближается широким фронтом, примерно в сорок-пятьдесят километров, — говорил полковник вполголоса. — Это свидетельствует о намерении нащупать наш фронт, с тем чтобы немедленно развить главными силами успех, одержанный какой-либо из дивизий первой линии.
— Успех! — генерал усмехнулся, от его коротких усов скользнули в углы рта морщинки. — Следовательно, полковник, вы полагаете, что большевики смогут одерживать победы?
Полковник остановился у стола.
— Я не предполагаю, а уверен в этом, ваше превосходительство, — твердо сказал он, помолчав. — Что такое Россия? Советская Россия — это кипящий котел, о который уже многие обожглись. Посмотрите, как дерутся их босые, голодные солдаты. Вы только что прибыли на фронт, а я видел их в бою.
Генерал, щелкнув портсигаром, закурил папиросу и внимательно посмотрел на начальника штаба.
— Неуверенность в победе — это уже почти поражение, — заговорил генерал. — И если бы за эти годы я не узнал вас так хорошо, то, поверьте, сделал бы заключение в вашу пользу. Да… Наша победа обеспечена. Ну, посудите сами, что смогут противопоставить большевики тому» чек располагаем мы? По агентурным данным, у Будёнова несколько аэропланов устаревших конструкций, пять бронепоездов, несколько бронемашин и четыре артиллерийских дивизиона. Как будто так?
Полковник молча кивнул.
— Ну вот! А вы говорите. Помимо того, мы располагаем тройным превосходством в живой силе. Нет, я очень рад, что офицеры и солдаты разделяют мнение маршала о небоеспособности конницы большевиков.
— Да, но эта небоеспособная конница разбила Деникина.
Генерал пренебрежительно махнул рукой.
— Ну, то Деникин! А здесь ей придется встретиться с нашей великолепной пехотой. Я больше чем уверен, что наши передовые части не допустят ее даже до линии фронта. Слышали, генерал Корницкий дал слово, что он со своими уланами вдребезги разнесет Конную армию?.. Конная армия! — генерал усмехнулся. — Нет, это какая-то стратегическая нелепость!.. Не напоминает ли это вам, полковник, седые времена татарских набегов? Ха-ха-ха! Не хватает еще, чтобы у них были дротики и колчаны со стрелами.
![Александр Листовский - Конармия[Часть первая]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
